Татьяна Файн: Ребенку не нужен герой. Ребенку нужна мама

Мама. Три ребенка. Два кота. И собака. На этих квадратных метрах и даже за их пределами все наполнено радостью. Давид появился в этой семье чуть больше года назад. Улыбчивый мальчик пяти лет с диагнозом ДЦП и непростым прошлым.

Татьяна Файн рассказала о том, как с тремя детьми успевает работать в Большом театре, с какими трудностями столкнулась до и после усыновления, а также о том, что приносит детям счастье.

Мне 38 лет, по основной профессии я - музыкант. Работаю в оркестре Большого театра. Моя семья - трое детей и я, ну и коты с собакой. Старшему скоро будет семь, младшим - по пять.

Мы вместе больше года. Давид пришел к нам 21 сентября 2015 года. Я к этому шла давно, думала еще тогда, когда была замужем. Мне пришлось эту идею отложить - развод, переезд, съемное жилье. Но через год я снова вернулась к идее усыновления.

Я прочитала книгу Гальего - у него ДЦП, прожил всю жизнь в сиротской системе - о том, как там с детьми обращаются. И это тюрьма с пытками. По моему мнению, этого не заслуживают даже преступники, не говоря уже о детях.

Я не могу изменить систему, потому что ее не должно быть. Ребенок должен жить в семье. Единственный способ как-то это перебороть - взять ребенка, хотя бы одного.

Ребенок, воспитываясь в системе, усваивает неправильное поведение и отношение к жизни. У него нет опыта человеческих отношений. Нянечки, которые с ним имели дело, относились к нему по-доброму, но как к рабочему инструменту.

У него не было опыта каких-либо отношений: ни дружбы, ни любви, ни подчинения. Он принес из системы установку, что от него ничего не зависит, но зато от него ничего не требуют.

Когда ребенок находится в детдоме, то для государства главное - избежать ответственности, а развитие ребенка стоит где-то на пятнадцатом месте.

Дети Давида очень ждали. Я им заранее сказала, что будет братик. Они очень подробно расспрашивали - куда делась его мама? Как так может быть? Просто они его ждали и приняли. Никаких вопросов. Теперь у нас два братика и сестра.

Я не могу сказать, что я их воспитываю. Мы с детьми как-то живем, соблюдая взаимные правила. Воспитание - это все-таки давление.

Процесс адаптации еще не закончился. Считается, что адаптация длится примерно столько же, сколько ребенок пробыл в системе. А он пробыл там три с половиной года, с самого рождения. Сейчас, конечно, мы уже приноровились друг к другу, но притирка еще идет. Ему хочется отвоевывать свое место под солнцем, и он делает это как умеет. Сейчас они могут ворковать с сестрой полтора часа, не замечая взрослых. А вначале было сложновато.

Есть приемные родители, которые выбирают ребенка. Годами ездят по стране. Я не выбирала Давида. Это был первый ребенок, которого я увидела. Что нужно: 1 - взвесить свои силы (это что касается диагноза), 2 - посмотреть в глаза (если взгляд не вызывает отторжения, то все).

Я бы сразу написала согласие, но на меня очень давила опека, мол, не торопитесь, подумайте, взвесьте. Я сделала вид, что я думаю, еще раза три к нему приходила и только потом написала, что я согласна.

Главное - четко понять, для чего вам это нужно. И отказаться от мысли, что вмиг его осчастливите, что вы тут же заживете, как в сказке. Этого не будет. Ребенку, чтобы приспособиться, нужно очень много труда. И родителям, соответственно, тоже.

Усыновление не надо делать более привлекательным, потому что это тяжелый труд. Но его можно сделать более популярным, как раз честно рассказывая, что это не пони, бегающие по радугам. Это труд.

Сначала это похоже не на родительство, а на педагогическую работу. Родительством это станет позже, когда ребенок начнет возвращать приемным родителям обратно то, что он от них получил.

Юридических сложностей не было. Была одна, бюрократическая - прописана в одном районе, а снимаю квартиру в другом. И вот они меня гоняли туда-сюда. Потом между собой договорились, и с этого момента все пошло, как по маслу.

Фонд периодически оплачивает нам реабилитацию. От государства нам тоже перепадают кое-какие льготы, все-таки мы теперь многодетная семья. Жаль, конечно, что наше государство не может обеспечить полноценное дошкольное образование, чтобы мать ребенка-инвалида могла работать так же, как она работала и до появления ребенка. В детский сад Давида берут только с тьютором, его услуги я должна оплачивать сама, или, как вариант, я сама должна с ним ходить в сад. Но кто вместо меня будет ходить на работу - никого не интересует.

Три с половиной года ребенок жил в состоянии когнитивного дефицита - ему нечего было узнавать. И в первые дни, месяцы он мог закатить скандал из-за того, что мы не едем на автобусе. Это было такое счастье - поехать на автобусе! Или потрогать змею в контактном зоопарке - это и для меня что-то запредельное.

Его интеллект не пострадал, иногда, я бы даже сказала, интеллект для его лет выдающийся. И отличная память. Он все знает и помнит. Однажды мы в тот район, где был его детдом, ездили по делам. Он напрягся. Ему нравится читать. Он уже знает буквы, цифры. Обожает занятия с логопедом. А еще машинки и паровозики - наше все.

Раньше он животных боялся до визга. Как только мы вошли в квартиру, собака кинулась его радостно целовать, и он испугался чуть ли не до судорог. И я уже думала: все, наверное, придется ее отдавать, потому что нельзя, чтобы человек так жил. А если он видел приближающегося кота, то визжал так, как будто метеорит упал. Прошло несколько дней, он взял расческу и пополз к собаке. В тот момент я поняла, что все нормально. С тех пор у нас царит дружба. Кот приходит, когда мы с ним занимаемся, ложится и отвлекает его от грустных мыслей.

То, что у этого действия есть налет геройства - это нехорошо.   Разве я - герой? Нет, я - просто человек. Ребенку не нужен герой. Ребенку нужна мама.

Проект "Близкие люди" помогает приемным семьям, которые берут детей с особенностями развития. Вы тоже можете помочь.